Чем объяснить необъяснимую ненависть?
Перехватывает дыхание от одного взгляда, мысли, слова, имени, буквы. От того, что кто-то живет. От звенящей тесности этой планеты для нас двоих.
Убить. Я знаю, что это единственное верное решение.
Единственное верное и безысходно невозможное решение.
Обреченность.
Ложка сухо, искусственно и насквозь лживо звенит, когда падает на пол. Ложки здесь алюминиевые. Пол здесь каменный.
Я ревную?...
Да, я ревную. Так, как умеют только опасные деспотичные асоциальные психи.
Но не тех, не то, не так и не к тому.
Раз-ру-ше-ни-е. По слогам, шепотом. Когда в твоих жилах течет яд вместо крови, очень сложно бывает, знаешь, не выпускать его наружу. Я совсем не такой прочный, как должен быть.
Но я выдержу, даже если придется заканчивать после смерти.
Теперь - сидеть и вонзать ногти в ладони, до крови, исступленно, отсчитывая про себя секунды, снова и снова начиная с начала. Боль успокаивает.
Кажется, я живой. Нет жизни без боли.
Перехватывает дыхание от одного взгляда, мысли, слова, имени, буквы. От того, что кто-то живет. От звенящей тесности этой планеты для нас двоих.
Убить. Я знаю, что это единственное верное решение.
Единственное верное и безысходно невозможное решение.
Обреченность.
Ложка сухо, искусственно и насквозь лживо звенит, когда падает на пол. Ложки здесь алюминиевые. Пол здесь каменный.
Я ревную?...
Да, я ревную. Так, как умеют только опасные деспотичные асоциальные психи.
Но не тех, не то, не так и не к тому.
Раз-ру-ше-ни-е. По слогам, шепотом. Когда в твоих жилах течет яд вместо крови, очень сложно бывает, знаешь, не выпускать его наружу. Я совсем не такой прочный, как должен быть.
Но я выдержу, даже если придется заканчивать после смерти.
Теперь - сидеть и вонзать ногти в ладони, до крови, исступленно, отсчитывая про себя секунды, снова и снова начиная с начала. Боль успокаивает.
Кажется, я живой. Нет жизни без боли.